Владимир Нодарович ГОЛОВНЕР, учитель химии

Наверное, многие еще помнят стенды, украшавшие до недавнего времени стены четвертого этажа старого здания школы. Мудрые мысли, записанные на них, сопровождались портретами высказавших их людей. Если послюнявить палец и провести по стенду, мысли на нем размазывались, так как написаны были гуашью. А еще многие должны помнить Спасскую башню, украшавшую первый этаж. Башня была точно как кремлевская, только меньше размером и деревянная. Зато часы на ней ходили и исправно показывали школьное время. Ну, и, конечно, все знают оформление актового зала (если только в силу привычки не перестали его замечать): русские красавицы на лугу, портреты русских писателей и драматургов с несуществующими годами жизни (например, если верить стенду, то Глинка умер раньше, чем родился). Все эти творения принадлежали одному и тому же человеку – Борису Константиновичу Лепорскому.

Была когда-то в нашей школе такая полуфантастическая должность – художник. Ее бессменно занимал Борис Константинович (Б.К.). Мне кажется, он вообще был в нашей школе всегда. Б.К. был очень маленького роста, очень живой и приветливый. Юрий Иванович ласково называл его “Боб”. Всё то время, что я его помню, ему было сильно за семьдесят. При этом он был фантастически работоспособен: все время ворочал огромные куски оргалита, что-то рисовал. Рядом неизменно стояла почерневшая от выпитого чая кружка. Отмывать ее Б.К. никому не давал, а к многолетнему чайному налету в ней относился мистически, – считал талисманом удачной работы.

Фактически, Б.К. нарисовал всю нашу школу. Сейчас, правда, сохранились только актовый зал, да стенды в некоторых кабинетах (например, в “истории” нарисовано, как дико размахивающие дубинами древние люди постепенно превращаются в нас с вами).

… Как-то летом я застал Б.К. за странным занятием: он завалил весь первый этаж деревяшками, из которых выпиливал какие-то башенки и узоры. “Что это будет?” “Хочу сделать Спасскую башню”,- гордо ответил Б.К. “Зачем?”,- удивился я. “Как зачем! Чтобы было красиво!” У Б.К. вообще была какая-то болезнь: он ничего не умел делать для себя. Ему всегда хотелось, чтобы от его работы было хорошо другим. Много лет Б.К. носился с проектом “городка здоровья”, который мечтал построить в своем районе. Проект этот Б.К. таскал во всякие инстанции, где его хорошо знали, даже любили, но считали человеком увлекающимся и несерьезным, а потому “городок” строить отказывались.

В середине 90-х, когда в школе создавали кабинет французского языка, Б.К. загорелся идеей соорудить копию Эйфелевой башни. Я принес ему какие-то энциклопедии с картинками, но Б.К. остался ими недоволен – не видно деталей башни. Я уверен, были бы у него деньги, он бы поехал в Париж, чтобы рисовать башню с натуры. Чтобы написать на стендах текст, Б.К. безуспешно пытался освоить французский язык, но чужие буквы ему не давались, и надписи пришлось рисовать его дочери, Марине. Впрочем, и дочь, и жена давно привыкли к тому, что повидать и пообщаться с Б.К. можно только в школе, где он “пропадал” до ночи, а потому семья участвовала во всех его проектах. Начиналось это всегда со скандала: Любовь Ивановна с Мариной пытались отговорить Б.К. от очередной безумной идеи, но потом неизменно смирялись и послушно натягивали холсты, мыли кисти…

Несмотря на крошечный рост, Б.К. всегда тяготел к крупным работам. Я легко представляю по его рассказам, как в 50-е годы он ползал по строительным лесам, рисуя к празднику гигантский портрет Сталина. Возраст ему был не помеха: в свои восемьдесят лет Б.К. в одиночку (!) прибивал на школьные стены тяжеленные стенды.

В последние годы Б.К. работал у нас не только художником, но и вахтером (охранников тогда еще не было). Однажды вечером какой-то недоумок, забредший в школу, сильно ударил его по голове. Б.К. болел, затем поправился, но стал плохо видеть. Для художника это оказалось трагедией. Б.К. в то время вынашивал свою последнюю мечту: украсить первый этаж галереей портретов лучших людей России. “Хочу, чтобы ребята видели, кем мы можем гордиться”. Он успел осуществить этот проект, но портреты вышли странные: у Пушкина лицо оказалось сплюснуто, у Суворова – череп скосило, как от удара снаряда. Сам Б.К. этого уже не мог разглядеть, он рисовал почти наугад…

Умер Б.К. в первый год нового тысячелетия. И даже смертью оказался связан со школой: он умер в день самого радостного школьного праздника – выпускного бала, не дожив всего сутки до своего 85-летия.